Дело Мотапана - Фортуне де Буагобей

— Я буду защищать его от клеветы этого человека, — бормотал он, меряя комнату большими шагами, — а если он не захочет исправиться, заставлю уехать из Парижа. Иначе он кончит тем, что опозорит себя, и его дурная слава коснется нас.

Кальпренед не задавался вопросом, сделал ли он для своего сына все, что должен сделать благоразумный отец. Он не сознавал, что сын вместе с достоинствами унаследовал и его недостатки и что поиск золота на дне моря — занятие не менее сомнительное, чем игра в карты. В эту минуту дверь кабинета тихо отворилась, и вошла Арлетт.

— Я просил тебя подождать, — сказал граф, нахмурившись.

— Да, но вы так долго говорили с Мотапаном… Я беспокоилась… — ответила любящая дочь.

— Ты была права, — перебил ее Кальпренед. — Речь шла о твоем брате.

— Ах! Боже мой! Неужели он занял деньги у этого человека?

— Хуже — он обокрал его!

— Этого не может быть! Он лжет! Вы же не могли этому поверить!

— Я не поверил. Но достаточно и того, что Мотапан обвиняет моего сына.

— С чего он это взял? Что случилось?

— Кто-то проник в его квартиру и украл опаловое ожерелье. Не знаю, откуда у этого старого негодяя такая вещь, но этой ночью ее похитили.

— Жюльен вернулся гораздо раньше обычного… в первом часу. Вы спали, но я еще не ложилась. Я все слышала. Он даже входил в этот кабинет.

— Странно… Я думал… Я надеялся, что он, как всегда, провел ночь вне дома, — прошептал граф, задумавшись.

— Вы надеялись?

— Да, потому что ночью на лестнице встретили человека, который отпер дверь нашей квартиры. У него был ключ… Этот человек держал в руках то самое ожерелье, и тот, кто с ним столкнулся, оторвал от него один камень.

— И вы думаете…

— Пока не будет доказательств, я думаю, что все это чепуха. А знаешь, кто рассказал об этом Мотапану? Дутрлез, наш милый сосед!

— Он! — прошептала девушка, потупившись и стараясь скрыть румянец.

— Да, он. Он, кажется, в хороших отношениях с Мотапаном. И этот поклонник Моцарта уверял, что вор прятался здесь. Поэтому Мотапан подозревает Жюльена.

— Это низкое подозрение, и я уверена, что Дутрлез его не разделяет. Я уверена, что в случае необходимости он защитил бы Жюльена, он его друг.

— Мне это неизвестно, но Мотапан скоро предоставит ему возможность доказать свою дружбу: он пошел в полицию. Выходит, нам всем, начиная с твоего брата, грозит допрос. И обыск. Сюда придут полицейские и станут везде шарить в поисках фамильной драгоценности Мотапана.

— И вы это допустите?

— Я вынужден. Если я воспротивлюсь, то поставлю себя в весьма неприятное положение. Да, милое дитя, вот он — результат мести Мотапана и болтовни любезного Дутрлеза. Твой и мой письменные столы отопрут… Если понадобится, даже взломают… Недавно взломали дверь покрепче этой, — сказал граф, взявшись за ключ, который торчал из замка маленького шкафчика с медными и черепаховыми инкрустациями, стоявшего у окна.

Позолоченный ключик легко повернулся в его руке, и шкафчик отворился. На полке, ярко освещенной зимним солнцем, граф де ля Кальпренед с изумлением увидел сверкающие бриллианты. Это было украденное ожерелье с опалами. Ошибиться было невозможно: на порванной цепочке недоставало одного камня.

Арлетт вскрикнула и упала без чувств на руки отцу.

— Жюльен!.. Это был он!.. Я сам расправлюсь с этим негодяем… Я убью его! — сказал прерывающимся голосом несчастный отец.

III

Жак де Куртомер был беззаботным фантазером, легкомысленным и не жалевшим ни о потерянном времени, ни о промотанном богатстве. Он жил как хотел и слушал советы только для того, чтобы им не следовать. Страстно влюбившись вначале в выбранное дело, в одно прекрасное утро он решил, что карьера морского офицера не для него и что он может заняться чем-нибудь получше, чем двадцать пять, а то и тридцать лет ждать эполет флотского капитана. К несчастью, он был сиротой, как и Альбер Дутрлез. Он не имел других родственников, кроме старшего брата и богатой тетки, которые заботились о нем, когда он был юн. Брат и тетка и теперь продолжали принимать в нем участие, но он с ними не советовался, хотя и сохранял прекрасные отношения.

С тех пор как Куртомер оставил флот, он уже растратил добрую треть своего состояния — от двадцати тысяч франков годового дохода у него осталось только тринадцать, да и те вскоре должны были растаять. Но он не тревожился, убежденный в том, что смелый человек, даже разорившись, всегда сумеет поправить свои дела.

Дутрлез, школьный товарищ и верный друг Жака де Куртомера, напрасно уверял его, что такое суждение опасно, — упрямый Куртомер ничего не хотел слышать и с улыбкой шел к неизбежному краху. Потеряв много денег, он был вынужден продавать то ренту, то облигации и несколько дней отсиживался в одиночестве, чтобы пережить неудачу, но скоро уставал каяться и вновь устремлялся к подводным рифам Парижа, о которые разбилось столько надежд.

После неудачной ночи, проведенной в клубе, Куртомеру пришлось на время лишить себя удовольствий. Он проиграл довольно много, но такая сумма у него в бумажнике была. Он мог выплатить долг, но, поскольку не хотел испытывать нужду в наличных, осудил себя на месяц вынужденного благоразумия. В минуту отчаяния он написал Дутрлезу письмо, но потом, выспавшись, сказал себе, что лучше не прибегать к помощи друга. Опасаясь, что может поддаться искушению и передумать, он отправился на прогулку вместо того, чтобы ждать Альбера, которого просил зайти.

Жак де Куртомер жил на улице Кастильоне в красивом доме, принадлежавшем его тетке, маркизе де Вервен. Квартира была не самая лучшая: потолок чересчур низкий, комнаты слишком маленькие, окна выходили на унылый двор, — но она как нельзя лучше подходила небогатому кутиле. Маркиза де Вервен не брала с него плату — она сама платила бы ему, лишь бы любимый племянник жил в ее доме.

У нее был еще один племянник, старший брат Жака, женившийся на очень богатой девушке, — отец семейства и чиновник судебного ведомства, но ее любимцем всегда оставался Жак. Она прощала ему все сумасбродства. Эта почтенная вдова всегда была добродетельной женщиной, но серьезные люди ей не нравились. Негодяй знал слабость доброй маркизы и, надо отдать ему должное, никогда не злоупотреблял ею. Но после ночи, неудачно проведенной за карточной игрой, он находил удовольствие в том, чтобы сообщать тетке, что, доведенный до экономии суровой судьбой, он намерен жить и кормиться у нее до тех пор, пока ему не подфартит.

В этот день Жак подумал, что пора нанести тетке очередной визит. Написав Дутрлезу, чтобы тот не беспокоился, Куртомер пошел к доброй маркизе, занимавшей первый этаж. Она приказала слугам принимать племянника в любое время, и он застал тетушку с горничной за туалетом. Маркиза де Вервен, урожденная Куртомер, была вдовой дворянина, служившего при дворе Карла X; она выглядела не старше шестидесяти, хотя ей уже исполнилось семьдесят. По характеру она была живой и независимой, что не мешало ей иметь весьма внушительный вид.

— Явился! Ночная птица! — воскликнула почтенная мадам, как только племянник показался на пороге. — Так рано! Это дурной знак. Сколько ты проиграл?

— Достаточно, чтобы просить вас приглашать меня на обед до Нового года, милая тетушка.

— О! Сумма большая! Тем лучше! Ты подольше останешься у меня. Но в наказание мне очень хочется заставить тебя поститься целый месяц. Яйца, овощи, сливочный сыр и вода с красным вином. Эта здоровая диета освежит твои мысли. Что ты об этом думаешь?

— Я и не такое ел, когда плавал по морям, тетушка, к тому же в утешение я не имел удовольствия при этом видеть вас перед собой за столом.

— Ты не будешь иметь этого удовольствия и сегодня. Я обедаю у твоего брата. А ты, я полагаю, не расположен присутствовать на семейной трапезе?

— Нет. Его жена примет меня холодно, а если я позволю себе опоздать, брат непременно прочтет нравоучение. У милого Адриана страсть к проповедям.

— Он проповедует впустую, потому что ты всегда поступаешь как тебе вздумается. Сегодня я тебя избавлю от его нотаций, но не от своих. Вернусь к чаю, в девять часов. Я жду одного из своих друзей и рассчитываю на тебя — не хочу оставаться с ним наедине.

— Вы думаете, это опасно? — спросил Жак, смеясь.

— Племянник, вы очень дерзки. Тетку, от которой ожидаешь наследства, должно щадить, а ее расположение нельзя заслужить, намекая на возраст.

— Тетушка, вы меня не поняли. Вы-то молоды, но ваш друг может быть старым!

— Старый он или нет, но у него дурной вкус — ему нравится твое общество, и я хочу доставить ему это удовольствие в награду за то, что он меня навещает. Прошу тебя провести вечер с нами. Я позволю тебе курить, а скучать ты не будешь, потому что мой друг — очень любезный человек.

— Кто он?